Леонид Шевцов: это было время, когда зритель ломился и подряд выходили спектакли-хиты

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Сцена из спектакля "Одна летняя ночь в Швеции"
Сцена из спектакля "Одна летняя ночь в Швеции" Фото: личный архив

28 января в Русском драматическом театре пройдет творческий вечер Леонида Шевцова. В год 70-летия театра он станет первым в серии встреч один на один его ведущих мастеров со зрителями. 

Но предстоящее событие связано с еще одним немаловажным обстоятельством: Леонид Шевцов отметил свое 80-летие -  без помпы, в рабочем порядке, потому что  продолжал репетировать в новом спектакле и выходил на сцену в постановках текущего сезона. Словом все, как всегда. Тем не менее немного времени, чтобы пообщаться с читателями Rus.Postimees, актер нашел.

- Леонид Трофимович, за плечами у вас столько театральных лет, замечательных ролей, партнерств, встреч с выдающимися режиссерами, что спросить хочется о многом, и при этом думаешь не только о степени дарования, но и об отпущенной вам по жизни удаче.

- Сразу скажу, я - не везунчик, если вы об этом. Ни в коем случае. Я обычный серьезный работяга, любящий свою профессию, живущий профессией, которая и отнимает силы, и дает новые.

- В таллиннский Русский театр вы пришли в начале 60-х. В Москве зрители уже не могли попасть в «Современник» и к Эфросу, впереди была громкая слава Театра на Таганке… Насколько в русле тех перемен был здешний театр?

- Начну с того, что во времена моей питерской учебы нашими умами уже владел Георгий Александрович Товстоногов, и все его спектакли были не то что увидены и изучены, но, я бы даже сказал, законспектированы. Все, что связано с Товстоноговым, воспринималось как суть профессии. Добавлю, что еще студентом я видел в Таллинне «Антония и Клеопатру» с Айно Тальви и Каарелом Кармом, и спектакль показался по-настоящему товстоноговским, так что нет ничего необычного в том, что однажды я приехал работать в Эстонию. Но если быть уж до конца честным, то к приглашению приехать на работу в Русский театр полагались еще и подъемные, совсем небольшие, и перед ними я, вчерашний студент, устоять уже не смог.

- А помните момент первого выхода на таллиннскую сцену?

- По-моему, это был «Щедрый вечер» Блажека, чешская пьеса, которую поставил Иван Данилович Рассомахин.... Сейчас вспоминаю, что тогда сразу попал в доброжелательную театральную атмосферу: со мной обращались бережно, как вообще-то и положено обращаться друг с другом. "Спокойней, - говорили, - посмотри, направо, посмотри налево, не наигрывай, сядь, возьми ее за руку…" Это были такие простые, но такие важные вещи. И я перестал нервничать, привел себя в порядок и почувствовал энергию зрительного зала, начал питаться ею. Без этого в нашей профессии нет радости.

- А как складывались отношения с режиссерами, их на вашем веку было немало. Не говорю уже об Андрее Тарковском или Романе Виктюке…

- На самом деле, «актер - режиссер» - тема деликатная и требующая честного подхода. Потому что здесь не только вопрос творчества, но и отдельной судьбы. Конечно же, всегда буду с признательностью вспоминать Ивана Рассомахина, который дал мне мою первую роль, позже мы очень плодотворно работали с Семеном Лерманом, а потом наступила пора «золотой эпохи» Русского театра, когда главным режиссером был Виталий Черменев, а директором Давид Семенович Слонимский. Это был потрясающий тандем двух личностей, связанный с тем расцветом Русского театра, когда ломился зритель, когда подряд, один за другим выходили спектакли из тех, что сегодня называют хитами. Но тут хотел бы сразу оговориться: сам по себе даже при наличии мощных лидеров, ни один театр не способен на такие подвиги без поддержки государства - моральной, материальной, какой угодно. Тогда она была.

- Мы с вами договаривались не говорить о ваших сценических работах. Но о двух все же вспомнить хотелось бы: о лощенном британском денди-переговорщике из «Дипломата» Самуила Алешина, и о сельском жителе Мочалкине, который умудрился найти клад. Это уже «Слон», написанный Капковым в 30-х годах, и потрясающе поставленный в Таллинне Черменевым в 70-х. На самом деле тут не просто разные герои, между ними - пропасть...

- Я мог бы сейчас сказать, что «Дипломат», где блистал Владимир Ермолаев, это образец советской такой, разговорной политической пьесы, а «Слон» - комедия сама по себе фантастическая. Один из моих педагогов в театральном институте навсегда запомнился мне фразой: «Чем удивлять будешь?» Я не люблю, когда говорят о перевоплощении, вот, мол, внешнее, а вот - внутреннее. Просто в каждой роли перенастраиваешь мозги на иной лад и начинаешь по-другому думать. А когда по-другому, как-то само по себе начинает что-то возникать по ходу: где режиссер подскажет, где партнеры подбросят, где что из жизни вспомнится. Словом, само выходит, не могу объяснить. Со «Слоном», кстати, связано одно потрясающее воспоминание. Однажды в Таллинн приехал на гастроли «Современник», у них спектакли каждый вечер, у нас тоже, но гостям хотелось увидеть нашего «Слона, и мы его для них сыграли, начав где-то после 11 вечера. В зале - Волчек, Кваша, Покровская, Нина Дорошина, «Современник», в общем, всей труппой…

- В конце 80-х на волне разного рода событий вы решились пуститься в одиночное плавание, придумали театр «У виадука». Каким был полученный тогда опыт?

- Я действительно, не очень люблю возвращаться в прошлое, тем более, что с «Виадуком» начинал в ситуации, когда заниматься театральным делом вообще казалось бессмысленным. И все же была надежда что-то изменить, попробовать иное. Однако дело оказалось скорее горьким, чем сладким. «Виадук» был бездомным, мы много гастролировали, были оторваны от дома. Но и в новой для себя роли худрука я привычно оставался работягой, старался ответственно и честно относился к тому, что делаю. У нас сложилась замечательная команда, которую понимал я, которая поддерживала меня, присутствовала замечательная атмосфера студийности: мы вместе играли, вместе ставили и разбирали декорации, делили на всех общие заботы. Но рано или поздно все однажды кончается. И когда после последних для театра гастролей в Сочи нам не удалось увезти оттуда свои декорации, костюмы, реквизит и прочее хозяйство, когда потом всё было расхищено, в общем, пошло прахом, я решил, что театр для меня кончился.

- К счастью, этого в результате не произошло, но теперь, спустя десятилетия, зная, сколько всего вами на сцене сыграно, хочется у вас спросить: что вы везете из жизненного путешествия, которое именуется театром, какой личный багаж вами в нём нажит?

- По молодости мне много чего было интересно, в том числе интересовался я и литературой, связанной с долгожительством, хотелось узнать, как бы пожить подольше. И мне попалась тогда книжечка одного ученого человека, который назвал основные условия долголетия: во-первых, спорт, зарядка, пробежки, во-вторых, как можно дольше заниматься, извините, сексом, но самое главное - постоянное присутствие творчества. А творчество - это ведь не только книжки писать или на сцене играть, важнее - делать интересной собственную жизнь. Вот меня всегда и тянуло заниматься и тем, и другим, и третьим… 

Комментарии
Copy
Наверх