- Вы сказали, что становитесь министром из чувства миссии. Что это за миссия?

- Я не являюсь классическим внутренним политиком. Никогда им не был, и внутренняя политика во всем своем многообразии никогда меня не привлекала. Я был сосредоточен скорее на внешней и оборонной политике. Особенность этих сфер - в том, что по ним в Эстонии существует, по сути, большой, как бы универсальный консенсус.

Здесь ты в большей степени ощущаешь, что занимаешься государственными делами – что это невозможно сделать темой какой-то одной партии. В нынешней ситуации, когда ко мне обратились и сделали такое предложение – особенно, учитывая председательство (в совете Европейского союза) и сложные международные отношения, я просто не мог представить, что я могу отказаться.

- Я слышал утверждение, что одной из составляющих этой миссии было спасение Isamaa ja Res Publica (IRL), исчезновение которого было бы весьма вероятным, если бы удельный вес партии в правительстве стал слишком малым.

- Судьба партии не может зависеть от одного ее члена. Если мы посмотрим на успех партий во время разных выборов, то станет ясно, что для этого необходима единая крепкая команда. Привлечь какого-то чудо-человека, который придал бы партии ускорение, как ракета… С такими идеями можно играть в какой-то постановке, а в реальной жизни это никак не работает. Я думаю, что в плане будущего IRL я не являюсь каким-то чудо-решением.

- Председатель партии Хелир-Валдор Сеэдер использовал этот аргумент, чтобы убедить вас?

- Ну, скажем так, в моем случае естественно, что, прежде всего, используются утверждения, которые касаются государственной обороны, международных отношений, чувства ответственности. Это единственный аргумент, с помощью которого меня можно уговорить. Я всегда хотел работать дипломатом, но в то же время допускаю, что бывают времена, когда нужно делать что-то другое, если таким образом можно быть полезным Эстонии.

- Вчера Сеэдер сказал Postimees, что договорился с вами, что вы будете участвовать в повседневной политике. Среди прочего вам нужно будет охотиться за голосами на выборах, бодаться с политическими оппонентами.

- Каждый министр участвует в повседневной политике. Что же касается конкретного участия в выборах – все нужно будет расставить по полочкам.

- Прежде чем стать министром, вы советовались с Мартом Лааром?

- Я постоянно на связи с Мартом Лааром. Не могу вдаваться в подробности, о чем конкретно мы говорим, но я считаю, что Март играет чрезвычайно важную роль в эстонском обществе и он огромный пример для меня во многом. Мне очень приятно, что у нас сохранился очень хороший контакт. Наше общение – это обычно общение двух друзей.

- Как вы чувствуете себя в правительстве, которым руководит пропитанная коррупцией и двуличная в вопросе России Центристская партия?

- Но ведь Центристская партия во многом изменилась. Вы в своей газете много говорили о том, каково оно – новое лицо Центристской партии. Если мы посмотрим сейчас на деятельность Юри Ратаса, например, в международных отношениях – его встреча с Эммануэлем Макроном, Ангелой Меркель, западное направление весьма четко обозначено.

Я был одним из тех, кого позвали на коалиционные переговоры, когда создавали новую коалицию. Меня и как эксперта больше всего интересовало, какие вопросы мне зададут. И они были направлены только на то, как наиболее уверенно и стабильно гарантировать, что внешняя и оборонная политика Эстонии не изменятся. Беспокоились, как это объяснить народу Эстонии и общественности. Это произвело на меня определенное впечатление.

- Действующий договор с «Единой Россией» - это нормально?

- Я считаю, что этот договор нужно расторгнуть. Или скажем так, прервать. Это было бы самым простым решением.

- Организуемые для нового министра так называемые подвальные брифинги обычно длятся неделями. То, о чем в плане обороноспособности Эстонии вы до сих пор не знали, более позитивно или негативно, чем вы себе представляли?

- Та картинка, которая сложилась у меня во время этих многочисленных брифингов, весьма позитивна. Министерство обороны в течение нескольких лет шло в том  направлении, что подразделения Сил обороны должны быть четко сформированы, у нас должна быть реальная армия. Я это всегда поддерживал: у нас могут быть меньшие по численности подразделения, но они на самом деле должны быть обороноспособны. Не нужно обманывать самих себя.

Содержание собственных вооруженных сил очень дорого. Но по абсолютной ценности расходов мы находимся в числе четырех последних в НАТО. Мы только мечтаем об этом, поскольку духовно ощущаем себя большими. И хотя в относительных цифрах мы вкладываем в вооруженные силы большие деньги, в абсолютных оружие для нас стоит столько же, сколько за него платит какое-то крупное государство.

- Чего нам сегодня не хватает больше всего?

- Все работает, но нуждается в развитии. Дополнительные деньги, которые были получены на покупку боеприпасов, имеют огромное значение. Как и все, что касается мобилизационной системы. У нас есть армия, формирование которой основывается на быстрой и эффективной мобилизации.

В нашем Законе о государственной обороне есть много глав, которые касаются резервной армии, но о которых мы часто не думаем. Мы все поддерживаем резервную армию и всеобщую воинскую повинность, но если подойдем к конкретному человеку и спросим, готов ли он исполнить свой долг, то отношение будет другим.

Мы должны говорить об оборонных повинностях. Ясно, что мы не можем оснащать в мирное время свою резервную армию по последнему слову – это было бы неразумно. Поэтому закон предусматривает возможность как-то обязать человека в кризисное или военное время - например, вооруженные силы могут использовать его грузовик. Как это реально работает? Что это вообще значит?

Я уверен, что если возникнет кризис, то люди не будут против этих повинностей. Но как эта система повинностей точно работает, этим занимались очень мало.

- Обороноспособность обычно определяется способностью смотреть на три шага вперед противника. Что бы вы изменили сегодня в гособороне по итогам событий последнего времени?

- Я думаю, что сейчас в мире не происходит ничего такого, из-за чего нужно было бы радикально перестраивать обороноспособность. Хотя, конечно, есть обстоятельства, которые нужно учитывать.

Впервые в Эстонии находятся подразделения союзников по НАТО. Вопрос о том, как компонент НАТО слить с эстонской армией и как они могут взаимодействовать, требует постоянной тренировки. Это касается и тех сил, которые в Эстонии не находятся, но должны прибыть сюда в период кризиса. Если мы посмотрим на опыт холодной войны, то такую же модель отрабатывали день ото дня на всем ее протяжении. Система такова, что если однажды что-то пойдет не так, все должно сработать без какой-либо заминки.

- Насколько вы уверены в том, что все процессы принятия решений и управления в такой ситуации смогут начать безошибочно работать?

- Как бывший посланник при НАТО могу сказать, что пятая статья часто превращается в фетиш, поскольку если у союзников есть желание нас защитить, то нас защитят. В договоре четко сказано, что если невозможно защитить коллективно, то защита идет в двустороннем порядке.

Если посмотреть на первый официальный визит премьер-министра Великобритании Терезы Мэй в Вашингтон, то она несколько раз поднимала тему защиты Эстонии со стороны НАТО. Ясно, что это было связано с конкретным обстоятельством - здесь находятся британские военные. При наличии политического решения большого риска я не вижу.

Если политическое решение принято, военные начинают действовать. Я думаю, что это очень хорошо развито уже теперь. Естественно, теоретически ни одна страна не отдаст полный контроль над своей армией. Но практически мы не видим, чтобы это могло иметь какое-то значение, поскольку на практике эти войска подчиняются вооруженным силам Эстонии.

- Этой осенью по времени совпадают председательство в совете ЕС, учения «Запад» и выборы в местные самоуправления. Что на российском направлении вероятнее всего может произойти?

- Если смотреть из окна Министерства обороны, то «Запад» - это период, вызывающий больше всего беспокойства, поскольку Москва собирает очень большие силы. Говорят о численности до 100 000 человек. Естественно, такие учения всегда являются источником рисков, поскольку учения много раз использовали в качестве прикрытия для проведения военных операций. Поэтому для нас весьма важна система предупреждения, и то, чтобы НАТО была хорошо проинформирована. И США отправят дополнительные войска в три страны Балтии. Эти небольшие подразделения, но это символический и политический шаг – США находятся по ту сторону реки Нарва.

- По некоторым оценкам, Россия доведет предусмотренную для себя модернизацию вооруженных сил до конца в течение пяти-десяти лет. Что тогда будет?

- У оценки угрозы всегда есть две стороны: силы и военные планы. Последнее никогда нельзя предсказать на сто процентов. Те, кто это делает, обычно ошибаются в одном или в другом.

Факт, который беспокоит нас всех, заключается в том, что если поставить рядом злобную политику Владимира Путина по отношению к Западу и развитие вооруженных сил, то можно сказать, что дана политическая установка. Но какова точная цель, мы предсказать не можем. Причин следить и анализировать - достаточно. Российский риск - не постоянная величина. Это зависит от того, что мы делаем – если в Москве видят, что НАТО едина, то этот риск значительно снижается.

- В недавнем комментарии газеты Washington Post утверждалось, что для американцев умереть за Эстонию было бы абсурдно. Как на Западе сейчас смотрят на страны Балтии, которые трудно защитить?

- Все те направления, которые ранее разрабатывали Соединенные Штаты для защиты Европы, остались прежними. Самыми сильными спикерами по этой теме были вице-президент Майк Пенс и министр обороны Джеймс Маттис.

Факт в том, что президент Дональд Трамп – не обычный президент. Его речи более яркие. Может быть, нам не стоит слишком сильно вчитываться в у или иную речь.

Весьма важно и то, что мы сами постоянно пытаемся поднимать эту тему на международном уровне и постоянно поддерживать связь. Ни в коем случае мы сами не должны принимать угрюмый вид. Факт в том, что как бы мы математически не пересчитывали силы, настоящее сдерживание со стороны НАТО во многом основано на Соединенных Штатах.

- Если за время вашего пребывания на этом посту у вас появится возможность встретиться с Дональдом Трампом, то что вы ему скажете?

- Совершенно понятно, что такой возможности у меня с большой долей вероятности не появится, но очень важно, чтобы с ними смогли встретиться президенты стран Балтии. И посыл тот же, каким он всегда был по отношению к США: вы - наши союзники, мы – ваши.

Мне кажется, что Эстонии очень важно понять, что по отдельным практическим вопросам можно заключать договоры с третьими странами, но, если ты в беде и тебе нужны люди, которые могут рисковать ради тебя только потому, что это ты, то это могут сделать только твои союзники.

- На последней встрече глав правительств стран НАТО Трамп озвучил идею, что нижней планкой расходов на оборону в НАТО могли бы быть не два, а три процента. Приемлемо ли это для Эстонии?

- В политическом смысле это совершенно нереально. В НАТО сейчас и с достижением двух процентов серьезные проблемы – государства составили очень долгосрочные планы, когда они вообще достигнут этих двух процентов. Я думаю, что для американцев это был хороший посыл, но в политическом смысле внутри НАТО это не слишком много изменит.

- Завтра – День победы. Как вы его понимаете?

- Победа в свое время была достигнута благодаря тому, что у нас была народная армия – люди, которые были готовы идти воевать с двумя сверхмощными противниками.

Кроме того, тут у меня есть и очень личный аспект. На разных должностях я участвовал в принятии решений, которые связаны с отправкой наших сил в Ирак, Афганистан. Важно, чтобы сейчас мы не оставили ни одного из тех бойцов, которые на основании этих решений туда отправились и получили ранения. Это наша обязанность как народа.

Эти решения были приняты, исходя из того, что если мы хотим, чтобы помогали нам, мы должны быть способны отправиться в миссии, чтобы помочь другим. Сейчас мы можем сказать этим людям и их матерям и отцам: видите, здесь британцы, французы. Два народа, с которыми мы прошли больше всего миссий. Это настоящая солидарность, это не выдуманная политиками конструкция. Я надеюсь, что это подаст какой-то сигнал, что эти жертвы не были бессмысленными.

Теперь, будучи министром обороны, я должен принимать решения, которые связаны с новыми международными миссиями. Мир постоянно развивается, все время поступают новые просьбы, проводятся операции. Я, на самом деле, хочу быть очень осторожным и точным в том, что мы будет отправлять наших парней и девушек только в том случае, если мы будем абсолютно убеждены, что все это хорошо продумано. Это я могу обещать.

Юри Луйк (50)

• 1993–1994 министр обороны
• 1994–1995 министр иностранных дел
• 1996–1999 посол Эстонии в Брюсселе
• 1999–2002 министр обороны
• 2002–2003 руководитель делегации на переговорах о вступлении в НАТО
• 2003–2007 посол Эстонии в США
• 2007–2012 представитель Эстонии при НАТО
• 2012–2015 посол Эстонии в России
• 2015–2017 руководитель международного центра оборонных исследований
• Начиная с 2017 министр обороны